Стихотворения, Проза, Цитаты, Афоризмы, Памятные даты

Глава II

Клавочка и Витенька

У нее в жизни было только две радости: внук — Витенька и кошки. Родителей своего горячо любимого внука  она видела очень редко. Дочь и зять, Клавдии Васильевны, так же, как и муж были геологами.

Виктор Петрович – муж,  был известен не только  в нашей стране.   Они прожили до рождения Леночки без малого двадцать лет. В свои редкие наезды домой из экспедиций, он каждый раз начинал сызнова   ухаживать за Клавдией Васильевной – Клавушкой, как он называл ее с первого дня знакомства. Он был старше ее на пятнадцать лет. Обожал до безумия. Каждый день цветы, подарки, посещение театров или ресторанов, но больше недели дома обычно он не выдерживал, неожиданно рано утром вскакивал, кому-то звонил пол дня: уговаривал, требовал, объяснял необходимость собственного участия, в конце концов, ссылался на свои заслуги и связи, и, повесив трубку, убегал из дома. Вечером появлялся с очередным подарком для Клавушки, огромным букетом цветов, бутылкой армянского коньяка и коробкой шоколадных конфет размером с поднос и с порога начинал объяснять, какая перспективная предстоит экспедиция. Что сначала хотели назначить, какого-то мальчишку, а потом соотнесли масштабы и значимость работ, и  начальником экспедиции  назначили Виктора Петровича, то есть его. Нет, он, конечно,  отказался, напомнил руководству, что у него жена, дом, в конце концов, он забыл, когда был в отпуске. Но звонил лично академик Шахновский и убедительно просил Виктора Петровича, принять на себя сколь ответственную, столь и необходимую  для нужд народного хозяйства роль в исследовании …

Виктор Петрович с закрытыми глазами мог ткнуть в огромную карту нашей страны и по сею пору, висевшую на той стене, на которую он ее повесил раньше, чем они занесли мебель, и назвать  месторождение, включая полезные ископаемы не подлежащие разработке в виду скудности запасов, дату открытия и состав экспедиции. Да и немудрено – он был руководителем доброй доли этих экспедиций.

Так и прожила она почти двадцать лет в ожидании своего ненаглядного геолога. Детей им бог им не дал. Показаться врачу Виктор Петрович отказывался, говоря, что рано или поздно все наладится.

После той ночи поцелуев и слез, коньяка и цветов он, выйдя из ванны, снова буквально набросился на нее.

Нет, в этом смысле Клавушка не была обделена женским счастьем – хоть и редко бывал дома Виктор Петрович, но в любви был неутомим и нежен одновременно. Весьма редко сочетающиеся в мужчине качества. «Вот только ребеночка бы нам» обычно шептала Клавдия на ухо засыпающему под утро мужу. В то утро после очередного акта любви Клава разметалась по постели, совершенно обезумев от супружеских ласк. Он поднялся, поцеловал ее в ухо и прошептал: «Отдыхай я скоро» и ушел в ванну.

Клавушка открыла глаза и тут же сожмурила. Осеннее солнце бабьего лета резко било в глаза. Внезапно охвативший  страх, буквально выкинул ее из кровати.   «Ой, ой, ой… геолог, геолог, геолог …», — бормотала она, кидаясь из одной комнаты в другую, из другой в третью…

Кстати сказать, квартира у них была четырехкомнатная. С двумя балконами, с огромными выходящими в зеленый двор окнами, на четвертом этаже дома сталинской постройки.

В те редкие дни, что Виктор Петрович бывал дома, Клавдию Петровну всегда отпускали с работы. За двадцать лет жизни с ним она ни разу не гуляла отпуск в соответствии с графиком. Но, уважая имя  мужа, да и сама Клавдия Васильевна числилась не на последнем месте в архиве Госфильмофонда СССР, ее всегда легко отпускали, когда супруг возвращался из командировок. Тем более что внеплановые отпуска безотказной в работе Клавочки, суммарно не намного превышали положенный ей отпуск и, начальство закрывало глаза, тем более что девочки, всегда рады были ее подменить. Она «расплачивалась» с ними печеньем собственного приготовления. В прочем она и так кормила своими кулинарными изысками весь отдел круглый год – больше-то ей кормить было некого. Виктор Петрович не очень любил мучное, тем более сладкое. Кода в гостях у него спрашивали, почему он чай без сахара пьет, Виктор Петрович всегда отвечал: «Не дети чай, а сахарок коню» — сказывалась многолетняя кочевая жизнь.

Днем до театра или ресторана он таскал ее по магазинам, благо его зарплата, премиальные, полевые и т.д. позволяли жить на широкую ногу в редкие дни, что он находился в Москве. К тому же Клава, не смотря на то что   Виктор Петрович все имевшиеся у него деньги уезжая оставлял супруге, приговаривая: «Не потратишь — пропью», не позволяла взять ни копейки, вполне довольствуясь собственными заработками. Да и много ли ей надо было одной, жившей мыслью о встрече с «ненаглядным геологом». Спиртные напитки Виктор употреблял в редкие дни московских каникул и исключительно пятизвездочный армянский  коньяк в ресторане в компании Клавдии Васильевны. В общем, за двадцать лет не смотря на возражения Клавдии, Виктор обставил квартиру  как музей. Там где на полках не стояли книги, Клавочка с детства питала слабость к классической литературе, стоял хрусталь или фарфор. «Кому все это?», — еле сдерживая слезы, спрашивала  Клава каждый, раз, когда Виктор Петрович, заведя ее в очередной магазин и, окинув полки взглядом профессионального оценщика, спрашивал: «Нравится?», — кивая в сторону стеллажей за спиной у продавщицы и не дожидаясь ответа, шел к кассе. Через минуту выяснялось, что он купил если и не самый дорогой сервиз, то обязательно самый изысканный. А, однажды вернувшись из почти годовой командировки, втащил в квартиру канопе  из ясеня, инкрустированное различными породами дерева, с витыми позолоченными ножками, в стиле ампир и богато украшенное резьбой. После того как ушли грузчики, они с Клавдией долго искали ему место в большой квартире, но, так и не найдя – все уже давно было заставлено, не менее антикварной мебелью, так и оставили его посреди    большой комнаты, где оно с тех пор и стояло, как памятник неизвестному краснодеревщику. После того случая мебель они уже не приобретали.  Впрочем, это у же было не задолго до …

* * *

Она не сознавая, что прошло уже несколько часов с того момента, как Виктор ушел мыться во второй раз, открыла дверь в ванную комнату: его любимое махровое полотенце в крупную красно-белую клетку, привезенное из одной из заграничных командировок, давно высохло. Гонимая безотчетным страхом, она снова бросилась в комнаты. Зацепившись за угол кушетки,   ухватилась за край горки, и увлекла ее за собой.

В комнате  еще стоял звон  разлетающихся осколков Богемского хрусталя и Саксонского фарфора, а она уже читала придавленную конфетницей записку: «Клавушка, скоро вернусь. Экспедиция довольно формальная. К Новому году жди. PS. Прости, будить не стал, ты так прекрасна во сне» Подписи не было.

Клава взяла в коридоре савок, веник, ведро и начала сметать вокруг горки, густо перемешенные осколки хрусталя, фарфора и какой-то керамики. Она не уловила момента, когда у нее подкосились ноги и, не почувствовала, что уселась на торчащий острым концом вверх осколок фужера.

Виктор никогда не уходил один, она всегда провожала его на вокзал.  Естественно не писал записок и не говорил, когда вернется. А на ее вопрос «Надолго ли?», всегда отвечал: «Жди, закончу, сразу домой — ты у меня одна».

Сколько часов прорыдала сидя на осколках, она не помнила. Сметя и вымыв пол, она всю ночь перебирала его фотографии, а утром, так и не сомкнув глаз, пошла на работу. Потянулись дни. В работе она немного успокоилась, да и собственно, что она расстроилась: Посуды ей не было жалко, а упреков со стороны Виктора не боялась. Он вообще вряд ли обратит внимание на отсутствие посуды, а если обратит, то, скорее всего, обрадуется, – будет, куда поставить, новые приобретения. Да и он же в записке указал, что к Новому году будет. И она захлопотала по хозяйству, разыскивая рецепты экзотических и еще не опробованных ее блюд, закупая продукты для приготовления последних, а по ночам перечитывая так любимых ею классиков.

Перед новым годом  завьюжило. Клавдия на ощупь закрыла дверь – в подъезде не горел свет. Не смотря на темноту, она быстро вынула газету из почтового ящика, благо их был крайний и, засунув  ее в сумочку, побежала на остановку. Автобуса не было. Она достала газету, развернула — на снег упал конверт с авиамаркой. У нее перехватило дыхание – Витя. Она наклонилась за письмом, перед глазами поплыли круги …

* * *

В палате ярко горел свет. Молодой мужчина в белом халате и шапочке склонился над ней:

— Очнулись, ну и правильно, а то, видишь ли, взяли моду падать на остановках. Вам дорогая моя надо быть поаккуратней, Вы теперь не одна …

«Да с кем он разговаривает», — еще не понимая, где находится, подумала Клава. Повернув голову, увидела другого мужчину стоявшего с противоположной стороны койки и мявшего в руках кроличью шапку.

— Вот товарищу скажите спасибо, он вас на руках до больницы донес, а то бы замерзли на остановке, — пояснил доктор.

— Да я… это… она наклонилась и упала…, не отвечает…, — почему-то смущаясь, рассказал мужчина с шапкой.

— Ну, что вы хотите, голубчик, от женщины, да еще и беременной, – видимо, подражая какому-то маститому профессору,  пробасил молодой доктор.

— А я думал с сердцем, — заулыбался мужчина.

«Письмо!!», — наконец вспомнила Клавдия.

— Где письмо? – поворачиваясь к доктору, спросила она.

— Какие письма, дорогуша? – продолжая, вживаться в роль, снова забасил доктор. — Покой и только покой.

— Вот, вот  ваше письмо, — засуетился мужчина с кроличьей шапкой в руке и, вынув из кармана мятый конверт, протянул ей.

Клава, не глядя на адрес, разорвала конверт и развернула вчетверо сложенный тетрадный лист: «Здравствуй Клавушка!» Перевернув письмо, пробежала глазами: «PS: Транспорт за нами уже вышел. Шесть дней сюда. Четыре на погрузку. Шесть обратно. В Надыме нас ждет самолет. В общем, тридцатого встречай дома».

— Завтра же Новый год. Тридцатое сегодня, — забормотала Клавочка. – Где у Вас телефон?!  — подскочила она на койке.

— Не денется  никуда Новый год, что Вы так разволновались? – отреагировал доктор.

— Да муж у меня из экспедиции возвращается, — засмеялась от радости Клава.

Уже в дверях обернувшись, спросила:

— Кто беременная?

— Экая Вы, однако, — с легким возмущением в голосе сказал будущий светило медицины. – Около трех месяцев уже.

Она съездила на работу – отпросилась. Дома, поминутно глядя на часы, заливалась румянцем. Около полуночи позвонила в аэропорт. Рейс прибыл еще днем без опоздания. Тридцать первого звонила Виктору на работу – они сами ждали с нетерпением. Новый год Клавушка встретила одна.

* * *

Виктор Петрович шел перед головным транспортом. Метель была такая, что не спасали два мощных прожектора. Услышав треск льда, он обернулся –   груженый многотонный вездеход  мгновенно ушел под воду, затянув с собой Виктора. В могилу на Ваганьковском опустили пустой гроб. Пятого февраля пенсию на мужа Клавдии Васильевне доставили на дом. Отлежав почти месяц в больнице, в конце мая она принесла домой восьмимесячную дочь.

Врачи, санатории… – в школу Лена пошла в десять лет, сразу в четвертый класс. Всю начальную школу на дом ходили преподаватели. Не смотря на   прогнозы врачей и постоянные насмешки одноклассников, видимо стыдясь своего болезненного вида и стараясь, самоутвердится,  Лена окончила школу почти на одни пятерки и с первого захода поступила в Геологоразведочный.

Первое время Клавдия Васильевна очень переживала из-за выбора дочери и неоднократно ходила в институт с просьбой об отчислении дочери, памятуя о судьбе мужа. Но оснований для отчисления одной из самых прилежных студенток, в деканате не находили.    Клавдия Васильевна дошла до заместителя министра, но тот только развел руками. Наконец успокоил ее профессор Шахновский, объяснив, что здоровье Лены не позволит ей принимать участие в экспедициях, да и не один руководитель не возьмет на себя ответственности.

Но судьба распорядилась по-своему.

* * *

Лена сдавала выпускные экзамены, когда к ним в дом, по рекомендации профессора Шахновского пришел степенный, уже седеющий, хотя ему еще не было сорока — Аркадий Вениаминович. Шахновский убедительно просил Клавдию Васильевну разрешить Аркадию ознакомиться с теми черновиками мужа, которые не были переданы рабочей группе, изучавшей архивы после гибели Виктора Петровича и не заинтересовавшие ее.

Почти два месяца, как на работу Аркадий приходил в их дом и отрывался от стола  мужа, только по настоятельному требованию Клавдии Васильевны отобедать с ними. Ей было приятно видеть этого молодого человека, так интересовавшегося работами Виктора Петровича и чем-то внешне напоминавшего последнего.

С утра уже по многолетней привычке Клавдия Васильевна отправлялась на рынок, что бы приготовить обед из всего свежего — Леночке необходимо было правильное питание. За обедом Аркадий рассказывал им с Леной, на пороге каких открытий уже был Виктор Петрович, если бы … Клавдия Васильевна потихоньку вздыхала, подкладывая  ему в тарелку. Когда очередным утром Аркадий вместо того, что бы сразу же пройти к рабочему столу мужа, развернул огромный газетный кулек с тюльпанами и начал благодарить Клавдию Васильевну за предоставленную ему возможность приобщиться к наследию Виктора Петровича, она приложила к глазам платок. Не проронившая слезинки с тех пор, как узнала о гибели Виктора, даже на его похоронах, она неожиданно осознала, как стал ей дорог за неполные два месяца этот молодой человек, рассказавший за непродолжительное время о муже то, чего она не смогла узнать за двадцать лет.

В комнату вбежала Леночка:

— Мама, Аркадий Вениаминович,  все! – запрыгала она на одной ножке вокруг стола.

— Что все?! – испуганно спросила Клавдия Васильевна.  – Прекрати сейчас же вести себя, как ребенок. Объясни толком, что случилось?

— Ну, извини, пожалуйста, не сердись, — и она чмокнула мать в щеку. – Меня оставляют на кафедре.

— Как оставляют, почему? – окончательно растерялась Клавдия Васильевна.

— Ну, какая же ты ей богу, мама,  не понятливая, – рассмеялась Елена. – Я буду преподавать минералогию.

— Как преподавать, что ты говоришь? Да у тебя еще диплом.

Лена  подошла к столу, положила правую руку на живот, засунув большой палец за пояс юбки и, барабаня в такт словам пальцами левой руки по столу, пытаясь картавить, заговорила:

— Значит так, девица! Слушайте сюда! При всем уважении к заслугам Вашего покойного батюшки, со всей ответственностью должен Вам заявить, — она сделала паузу, нахмурила брови и, перестав постукивать по столу, продолжила: — Что такого в нашем институте еще не было. – И выдержав паузу цитаты: — Ну, короче, Ваша дипломная работа утверждена ВАКом, как кандидатская, без защиты. Кроме того, есть негласное решение оставить Вас на нашей кафедре. В виду того, что меня назначают проректором, я буду вынужден передать курс минералогии другому преподавателю. Так вот этот курс примите Вы. И упаси Бог, Вас отказаться. Я лично настоял на вашей кандидатуре. И не вздумайте расслабиться. А теперь идите, идите работать, — и Лена замахала руками, подражая изображаемому. – Да, и еще…, — уже заговорила она нормальным голосом, – профессор Зеленский  велел передать тебе поклон, и извиниться за то, что в прошлый раз не смог у нас обедать – было заседание ВАКа.

— Хотя до обеда еще…, — посмотрев на часы, начала Клавдия Васильевна, и махнув рукой, закончила: — Будем накрывать на стол. Ради такого события можно и пренебречь…

— Ой, мамочка, какая ты необычная, — перебив Клавдию Васильевну, захлопала в ладоши Леночка.

— Так, Елена, стели скатерть, доставай вино, я пошла на кухню. Да, возьми у Аркадия Вениаминовича цветы, а тон так с ними и за стол сядет.

Аркадий, не спускавший глаз с Леночки, с того момента, как она вошла в квартиру, протянул ей цветы. Сделав реверанс и беря из его рук букет, она заглянула игриво в его глаза, и не то, спрашивая, не то, утверждая, сказала:

— Вы знали, о решении ВАКа. Очень, очень польщена.  — И явно заигрывая с ним, продолжила:

— Такой букет. Вы наверно все деньги потратили? А где же второй? Или вы не знали о решении ректората о предоставлении мне часов на кафедре? Ах, ну да, конечно же, не знали, решение-то  негласное … пока.

Аркадий Вениаминович смутился явно больше, чем можно было предположить в этой ситуации: Он отвел глаза и покраснел. Леночка, увидев такую реакцию на свои слова, замолчала. Но образоваться паузе, не дала Клавдия Васильевна. Повысив голос, что бы ее лучше было слышно из кухни, она произнесла:

— Елена, как можно?! У тебя, что закружилась голова от успехов? — И уже входя в комнату, с подносом фруктов и конфетницей, продолжила: — Ты, что хочешь, что бы у Аркадия Вениаминовича в последний день осталось превратное впечатление о нашем доме?

— Почему в последний? – вместе с матерью закончила Лена.

— Нет, Елена ты определенно сегодня не сдержана. Аркадий Вениаминович закончил сверять свои расчеты с папиными и на следующей неделе их экспедиция отправляется выяснять, на сколько они точны.

— Да собственно это по моему настоянию экспедицию задержали, так надолго. Ваш профессор Зеленский поддержал мое мнение о том, что в предстоящих исследованиях необходимо учесть все даже самые невероятные предположения вашего отца, — пояснил  Аркадий.

Потом, они пили вино с фруктами, и Аркадий Вениаминович рассказывал о перспективах экспедиции. Прощаясь на пороге, Клавдия Васильевна  поцеловала его в лоб. Когда дверь за Аркадием захлопнулась, она как-то уж очень тяжко произнесла:

— Ну, вот и еще один геолог ушел.

Через некоторое время, сказав, что ей необходимо сдать в библиотеку книги, ушла и Лена. Вернулась она только вечером. Взволнованной матери объяснила, что по дороге вспомнила, о том, что оставила на кафедре карты и ездила за ними, но там никого уже не было и придется завтра с утра ехать опять, а из библиотеки и института она пыталась позвонить матери, но телефон у них был занят.  Клавдия Васильевна сказала, что тоже пыталась сразу после ее ухода позвонить в институт Зелинскому, что бы уточнить день его визита, но телефон   не работал. Она хотела позвонить от соседей на телефонный узел, но  Лена сказала, что завтра перед институтом забежит на подстанцию и все решит. Вернулась она опять только к вечеру, рассказав, что несколько раз заходила на телефонный узел, желая точно выяснить, что случилось, и когда включат телефон. Но, не было, то одного, то другого. Все ссылались друг на друга,  и никто ничего толком объяснить не мог. И только к вечеру выяснилось, что где-то на линии обрыв и починят только к концу следующей недели.

— Какое безобразие! – возмутилась Клавдия Васильевна и пошла, готовить ужин. Весь вечер, впрочем, как и последующие несколько дней Елена разбирала старые вещи, что-то штопала, носила в химчистку и т.д., заявив, матери, что давно пора разобрать этот хлам — выбросить все не нужное, а остальное привести в порядок. Клавдия Васильевна, памятуя поведение дочери в день ухода Аркадия Вениаминовича, не мешала ей убираться, решив, что той нужно сменить род занятий, что бы отвлечься от колоссальной ответственности свалившейся  на Леночку в институте, и видимо, несколько выбившей дочь из привычного ритма.

Умывшись,  и выйдя из ванной комнаты, Клавдия Васильевна не услышала так приятно щемившего каждое утро сердце: “С новым днем, тебя, мамочка!” –  голоса, всегда встававшей вместе с ней дочери. “Намаялась детка. Каждый день в институте. Наверное, волнуется, что в деканате не утвердят решение кафедры. Да и что они, в самом деле, не собираются уходить на каникулы в этом году, что ли? Сессия-то давно закончилась”  Клавдия Васильевна,  позвонила бы профессору Зеленскому, и все выяснила бы, но телефон до сих пор не включили. “Ладно, пусть поспит. Надо приготовить ее любимые оладушки с грецкими орехами”

Накрывая на стол, Клавдия Васильевна отодвинула сахарницу. Под ней лежала записка: “Мамочка, прости! Ты бы все равно меня не отпустила, а какой из меня преподаватель, если “живого” минерала никогда в руках не держала” Клавдия Васильевна пропустила всю середину текста и прочитала: “ P.S.: Обещаю тепло одеваться и регулярно питаться. Аркадий Вениаминович сказал, что экспедиция продлиться максимум пять месяцев. Так, что жди — Новый год будем встречать дома»  С боку по вертикале совсем мелко было приписано:  «Вечером зайдет Володька, поправит телефонную розетку. Еще раз прости» Подписи не было.

Новый год они действительно встречали вместе. Елена вернулась через три месяца, слегка пополнев и с письмом от Аркадия Вениаминовича полностью занимавшим  ученическую тетрадку в двенадцать листов.

Третьего  мая — в  день рождение  Леночки они привезли домой Витеньку.  Аркадий Вениаминович – муж Елены, был в очередной экспедиции, а через месяц к нему уехала и дочь. Клавдия Васильевна не отговаривала ее, как сказал академик Шахновский: “С генами не поспоришь” Так они и жили с Витенькой, Муркой и Банифацием – котенком, оставленным от последнего помета. Жили в ожидании ненаглядных геологов.

* * *

Сегодня ни свет, ни заря явился Зеленский — принес Витеньке огромного плюшевого медведя, стал интересоваться самочувствием Клавдии Васильевны, и спрашивать,  не надо ли им чего.  Устав выслушивать навязчивые вопросы профессора, при том все время отводившего взгляд, она резко прервала его и потребовала объяснить цель столь раннего визита. Зеленский поднял глаза:

— А Витенька спит? – с тоской в голосе поинтересовался он и, не дожидаясь ответа: — Вчера пришло сообщение: Неделю назад во время переправы лопнул трос, захлестнув Аркадия Вениаминовича. Тело в реке не нашли. Экспедицию возглавила Елена Викторовна, — на одном дыхании произнес он заранее заготовленную фразу.

Проводив профессора, она приготовила завтрак и пошла, звать Витеньку.

Виктор Аркадиевич сидел на подушке, среди разложенного на кровати маникюрного набора,  зажав Бонифация между колен. Высунув от напряжения язык, он делал последнему макияж.

* * *

Как и самое главное, зачем оказалась в милиции,  Клавдия Васильевна  не  помнила. Перестав, тереть лицо руками, Колюшка сказал:

— Это не к нам, мамаша. Это к участковому – последняя дверь на право.

— Здравствуйте!

В кабинет вошел мальчик лет четырех — пяти. Он был в  белых носочках и светло-коричневых сандалиях,  бежевых шортах и рубашечке с короткими рукавами цвета сафари. Окончательное сходство с путешественником ему предавал явно не по размеру, сдвинутый на затылок, пробковый шлем.

Поздоровавшись, он обратился  к женщине:

— Клавушка, что же ты ушла, и ничего мне не сказала? И дверь не заперла. А я тебя ищу, ищу. — И протянув ей, ключи на самодельном брелке с каким-то зеленоватым с острыми неровными углами камешком,  добавил: — Дверь я закрыл.

— Ой, Витенька, как же ты? – видимо,  приходя в себя,  отреагировала женщина.

— Нина Петровна   видела, как ты пошла в милицию. Что ты здесь? Пойдем домой – обедать пора и Бонифаций молочка хочет. – И он взял у нее котенка. – Ну, что же ты? – обернулся он в коридоре.

— Идем, идем, —  заспешила за ним она, забыв в отличие от внука попрощаться.

— Бабка совсем сбрендила  —  на малолетнего внука пришла в милицию заявлять. В конец  он ее достал наверно, — усмехнулся Николай Васильевич. – Что это они сегодня все оставляют? – беря со стола сумку, продолжал он и, протянув ее Сергею, добавил улыбаясь: —  Отдай, а то сейчас вернется и в самом деле отведет мальчишку в ИДН (Инспекция по делам несовершеннолетних).

Сергей вышел на улицу. Внук с бабушкой стояли около ограды. Старушка оперевшись левой рукой на забор, правой держалась за сердце.

— Вам плохо? Скорую вызвать? – озабочено спросил  Сергей.

— Нет, нет, нет, – быстро ответила женщина. – Спасибо, мы домой. —  И оглянулась на мальчика.

— Вы вот сумку забыли.

— Спасибо Вам большое, — забирая у Сергея сумку и запихивая туда котенка, с очень серьезным видом заговорил парнишка. — Вы очень любезны. За бабушку не волнуйтесь – она со мной. — И уже обращаясь к ней, сказал: — Пойдем, Клавушка, загулялась ты сегодня  что-то. — И взяв за руку,  вывел ее со двора.

Они шли по улице и солнечные блики, пробивавшиеся сквозь густую листву Кленов, стоящих вдоль тротуара,  подталкивали их в спину,  помогая идти.

— Клавдия Васильевна, а не забыли ли Вы своего обещания —  показать мне дедушкины минералы?

— Конечно, конечно, деточка, сейчас придем и сразу посмотрим,   — ответила Клавушка и, крепче сжав руку внука,  повела его на встречу судьбе.

* * *

вверх, к началу, оглавлению

>> Глава III. На хрена козе баян?